Жить, соблюдая приличия - это не быть собой, подавляя в подсознание все человеческие проявления, которые в социуме могут посчитать неприличными. В результате, ещё ничего не узнав о себе, находясь в двойственности ума, человек заботится лишь о том, как нужно вести себя, чтобы никто не вздумал его отрицать. То есть теперь он никогда не проявит глупости, раздражения, гнева, будет всегда умным, славным, добрым, терпимым. Он будет говорить хорошие, умные слова, находясь на поверхности, на периферии ума, и при этом, по сути, отсутствовать рядом с другим человеком, даже не ведая того. Это говорит о неимоверном страхе перед конфликтами, из-за которого человек готов бесконечно общаться с окружающими в той тональности приличия, которая ему известна, вписывается она в настоящий момент или нет.
И человек даже не подозревает о том, что подобное приличие может развращать окружающих своим лицемерием. От такого человека никто никогда не слышит подлинного слова. От него ничего сущностного не может изойти, потому что он сообщает только известное, произнося трюизмы - общеизвестные истины. Если родители разговаривают на таком языке с ребенком, по сути, их нет рядом с ним, есть только звук слов, который сообщает ему, как надо себя вести, что губительно для ребёнка, потому что за этими словами нет ни энергии, ни понимания. В присутствии других людей этот человек - само приличие. То есть, он не нарушает ничего общепринятого. Он не только не грубит, но и всегда стремится быть хорошим для других людей, не делать ничего плохого, нигде не создавать конфликтов. Но с этого момента он уже найти себя не может, потому что баланс для человека заключается в том, что всё присущее ему в характере, должно иметь место.
У каждого из нас есть свой темперамент, эмоциональность и в какие-то моменты мы испытываем желание их проявить, общаясь с другими людьми. Например, что-либо эмоционально сказать, выразить гнев или радость, засмеяться или заплакать, то есть, поступить согласно собственной природе. Однако часто обусловленность и контроль эмоционально-чувственной сферы не позволяют нам этого сделать - мы сдерживаем себя.
Такая сдержанность является в чистом виде заботой о собственном отражении. То есть забота о том, чтобы другой не увидел наше истинное лицо таким, каким оно является в данный момент, а значит, подавление одних эмоций и подмена их другими. При этом мы фактически лишаемся возможности поступить согласно ситуации, возможности быть адекватными. И в результате, желая гневаться, рыдать, кричать - мы не кричим, не гневаемся, не рыдаем. Мы сохраняем лицо. И можем, чувствуя неприязнь к человеку, изображать улыбку, скрывая и пряча то, что мы испытываем.
Подменяя одно другим, мы не способны слышать, ощущать и понимать то, что происходит с нами и другими людьми. Таким образом, наши эмоции подавляются в подсознание, порождая недовольство собой и самодиверсии, ведущие нас к деструктивности.
В стремлении жить, исключительно соблюдая приличия, человек становится внутренне безжизненным, состоящим из одного страха, потому что живёт на малой части себя, на малой части энергии, и даже не личностной, а призванной поддерживать социальную конформность. Этой энергии хватает лишь на то, чтобы двигаться привычными маршрутами, общаться в кругу привычных взаимоотношений.
Всё в жизни этого человека должно быть детерминировано, предсказуемо. Малейшее отклонение от всего привычного отражается в нём страхом, порождая социальную фобию перед каждым взаимодействием с другими людьми в социуме. В результате он становится неспособным ответить адекватно на нестандартную или конфликтную ситуацию, отстоять своё жизненное пространство, своё понимание.
Он становится эмпириком, конформистом в крайней степени, только бы его не затронули, потому что защитить себя он не способен. И его стремление быть хорошим для всех приносит свои дивиденды: его никто не трогает, не обижает, с ним не конфликтуют, потому что он во всём соблюдает приличия. Но обратной стороной такого приличия является его незрелость, инфантилизм, безжизненность, тревожная мнительность и постоянный подсознательный страх, в котором он живёт, не подозревая, что всё начиналось с его идеи о приличии.